Личный опыт врача-психиатра: как сменить диагноз «шизофрения» на «аутизм»
Аутичным людям часто ставят неверный диагноз. По данным фонда «Выход», в Петербурге официально в 20 раз меньше аутичных детей, чем должно быть по мировой статистике. Врачи-психиатры часто не знают об аутизме или отказываются ставить такой диагноз.
Анна Бураева — врач-психиатр, выпускница курса «Расстройства аутистического спектра» для психиатров и неврологов. Ей удалось добиться корректного диагноза для пациента: она обратила внимание коллег на врачебную ошибку, и комиссия признала, что у пациента аутизм, а не шизофрения.
С чего началась история со сменой диагноза?
В приемный покой психиатрической больницы поступил 31-летний пациент, вместе с папой. До этого в 2000‑е годы он проходил экспертизу, где ему поставили «другой тип шизофрении». При этом специалисты писали, что у пациента были бредовые идеи.
Все, что от врачей он до этого получал, — подбор лекарств, которые ему не нужны были, и неправильное обращение.
Почему вы посчитали, что коллеги ошиблись, и у пациента аутизм?
На самом деле сразу же, как только я вошла в приемный покой, все стало понятно. Хотя на тот момент я еще мало сталкивалась с людьми с расстройствами аутистического спектра.
Диагноз «другой тип шизофрении» уже вызывает сомнения — он в современном научном сообществе не используется.
Пациент пробыл у нас где-то неделю, в это время мы и с его папой, и с ним общались. Стало очевидно, что он под критерии РАС в МКБ (международной классификации болезней) четко подходит: стереотипии и ритуалы, трудности с коммуникацией, сложности в эмоциональной сфере и с пониманием контекста ситуации.
Он предпочитал быть в одиночестве, не стремился к общению и тревожился из-за того, что у него были нарушения в режиме дня: он привык вставать в одно и то же время, делать зарядку, по четвергам ездить с папой в киоск за телевизионными программками. Вынужденные изменения для него были очень болезненными.
Вы сомневались в своих догадках?
Было очевидно, что шизофрении и бреда у пациента нет. Я еще долго сомневалась, но скорее в себе.
Потом вы инициировали смену диагноза?
Я собрала врачебную комиссию, она поддержала меня и поставила диагноз «детский аутизм». (Примечание: «Детский» — значит, что аутизм появился в раннем возрасте.)
Столкнулись ли вы с какими-то сложностями?
Сложность в том, что старшие коллеги не хотят ставить такой диагноз. Состояние пациента очевидно подходило по этим критериям МКБ, но я выслушала от них, что я не права, что аутизм — это прозападное веяние, что аутизма не существует и что диагноз «детский аутизм» у человека в 31 год стоять не может. (Примечание: в России в 18 лет пациентам с аутизмом часто меняют диагноз на шизофрению, хотя шизофрения — психическое расстройство, а аутизм — особенность развития.)
Вроде бы у врачей есть возможность учиться, узнавать новое, но большая часть старших коллег очень ригидная.
Как развивалась судьба этого пациента после комиссии?
Я больше всего волновалась, останется ли пациент с таким диагнозом дальше. В электронной документации я видела, что он дошел до своего отделения ПНД, и там ему сначала вернули «другой тип шизофрении», но через месяц тоже изменили диагноз на «аутизм».
Это, конечно, ощущалось как моя большая победа.
Лекарств я ему не назначала. Он вполне хорошо справляется самостоятельно. Думаю, что он просто дальше спокойно живет дома, с правильным диагнозом.
Почему постановка корректного диагноза так важна?
С правильным диагнозом пациент дальше сможет получать более подходящую ему помощь. Возможно, и видящие его коллеги задумаются над пересмотром диагнозов у других пациентов.
Появление еще одного официального диагноза «аутизм» в Петербурге — это плюс. К тому же, у наших ординаторов была возможность познакомиться, пообщаться с человеком с аутизмом.
Старшие коллеги, конечно, уже вряд ли изменят свои позиции. Но мы делаем то, что получается в своей зоне ответственности.
